Невеста Кащея - Страница 9

— …посмотреть бы…

Голос Антона раздавался уже за моей спиной. Ну надо же. Пока я тут думы думаю, да не заурядные, а самые что ни на есть государственные, он меня обойти решился! Я ринулась вдогонку.

На крыльце мы оказались почти одновременно. Я дернула на себя дверь, пытаясь войти первой. Приставала оттер меня богатырским плечом и сам ввалился в горницу. С-с-собака!

Дарина потянула носом и громко чихнула:

— Гость в дом — радость в дом.

Антон поклонился от порога и степенно уселся за стол напротив хозяйки. А мне чего оставалось делать? Тоже умостилась. Да еще плошку с брынзой поближе пододвинула, чтоб мне больше досталось. Сестрица, еще раз чихнув, протянула гостю деревянный нож. Уважение, стало быть, оказала. Ну да, как же двум слабым женщинам эдакого помощника не уважить. Тот ловко накромсал золотистую мамалыгу, и мы приступили к трапезе.

Дарина поглядывала на меня исподлобья, пряча усмешку. Кажется, ее забавляла моя лютая ненависть к незваному гостю. А гость между тем, тщательно облизав ложку, откинулся на лавке:

— А благородная фата здорово меня отметелила.

И в голосе его не было ни капельки обиды или злости. Мне подумалось, что неплохой он, в сущности, мужик, этот Антон. Одно досаждает — разговорчивый уж больно.

— Я, главное, смотрю — фитюлька, ростом с палец, еще и аккуратненько поначалу размахивался, чтоб, значит, не пришибить ненароком. А она как бросится, как зарычит…

Усмешка растягивала мой рот до ушей. Это я сама придумала — так соперников запугивать. А то какой из меня боец супротив вовкудлака? Я ведь даже как перекидываться, позабыла. Значит, приходится наглостью наверстывать — наглостью да свирепостью картинной. Помнится, листала я как-то в замке книжку с картинками. (Домна Димитру, хоть сама и не особо к чтению благоволит, господареву библиотеку содержит в порядке. Я только ради этого у них в Араде и обретаюсь время от времени.) И вычитала я в том фолианте про заморских воинов, кои перед боем себя в неистовство приводят. Ну типа ярятся — пена изо рта, пустой взгляд, бешеное рычание. Вот и пытаюсь нечто похожее изобразить, с поправкой на свою не очень представительную комплекцию.

— И постелите мне туточки в горнице, а то ночи еще прохладные, в сенях-то спать.

Я поперхнулась, а Дарина удивленно изогнула брови:

— Ты на ночь остаться собрался?

— Угу. — Мужик по-хозяйски обводил взглядом наше жилище — плетеные половички на дощатом полу, ситцевые занавески, богато разукрашенную печь. — Жить я у вас буду.

Несколько минут моя сестрица сверлила гостя взглядом.

— Ленута, ты уже позавтракала? — обратилась она ко мне, когда поняла, что детинушке от ее взоров пылающих ни тепло ни холодно.

Я кивнула чуть с опозданием. Никак к новому имени не привыкну. И вроде красивое прозвание — Ленута — луна, а все равно чего-то не клеится оно ко мне.

— Тогда обеги угодья. Может, кролик какой в силках запутался, очень на обед мясца захотелось.

При слове «мясцо» Антон сделал стойку. Видно, и он не прочь тушенины навернуть. И обеда ему, судя по всему, для этого ожидать необязательно. Я потуже затянула пояс, подцепив нож, без которого в лес соваться — себя не беречь. Хороший у меня нож — справный, с изогнутой спинкой и удобной костяной рукоятью. Не какой-то там кухонный ножичек, а самый что ни есть охотничий. Вообще-то такое оружие за голенищем сапога носить положено. Да я уж и забыла, когда в последний раз сапоги надевала — босиком в лесу не в пример сподручнее.

Антон внимательно наблюдал за моими сборами. Надеюсь, что, когда я с добычей вернусь, пришлого уже и след простынет. Дарина — женщина суровая. Выставит незванчика в два счета.

Ну, если начистоту, я не сразу ушла. Плотно прикрыла двери, пошебуршила в сенях, очень натурально уронила питной ковшик, ругнулась вполголоса. Все это время в горнице напряженно молчали. Я приложила ухо к двери.

— Ленута! Не подслушивай! — рявкнула раздраженно сестрица. — Твое сопение небось в Араде слышно.

Вот ведь волчица… Я поплелась исполнять задание.

Весенний лес — это отдельная история, история начала жизни. Он напоминает мне мелкую конопатую подлетку, которая в предчувствии близкого расцвета примеряет на себя материны наряды. Вот среди бурых ветвей мелькает рыжий хвост белки, вот пробиваются к свету остренькие головки цветов, вот неожиданно в лицо пахнуло свежим ароматом молодой хвои… Хорошо мне в лесу, спокойно.

Только в этот раз моего спокойствия хватило ненадолго. Все наши с Дариной ловушки были пусты. Силки, растяжки, переложенные дерном ямки — все. Как будто я сегодня уже здесь ходила, засовывая добычу в наплечную суму. Я шла от метки к метке, убыстряя ход. Все, последняя, самая дальняя от заимки, дальше мне сестрица ходить запрещает. Здесь, у расколотого молнией дуба, кончаются владения домны Мареш. А с соседями я не знакома вовсе. Дарина говорит, оно и к лучшему. Я опустилась на землю около срезанной волосяной петли, которая еще вчера была справным охотничьим силком, и задумалась.

Возвращаться с пустыми руками не хотелось. Это ведь самое простое — Дарине пожаловаться. Она меня, убогую, пожалеет, перекинется и побежит вынюхивать, какой такой негодник посмел сестрицу названую обидеть. И найдет, и накажет примерно, и отберет украденное, и даже сверх того. Эх, если бы не потеряла я волчьих повадок, в два счета с обидчиком сама бы разобралась. Мне стало так обидно от своей беспомощности, что слезы навернулись на глаза. Я шмыгнула носом, сморгнула… На мгновение мне показалось, что перед самым моим лицом полощется на ветру невесомая ниточка паутины. Взглянула прямо — нет ничего. Точно, показалось. Хотя… Я снова прищурилась — теперь нарочно. Обида прошла, в груди разгорался какой-то волчий азарт. Так… Смотреть надо не прямо, а будто бы насквозь, будто пытаешься ты разглядеть что-то за мутной пленкой бычьего пузыря, которым затягивают окна в бедных деревенских избушках. Я затаила дыхание. Вот она! В вершке от моего носа струилась серебристая полупрозрачная нить. И ни капельки это чудо не походило на паучьи плетения — скорее на застывший хоровод стеклянных снежинок, таких тоненьких, что игольчатое кружево скорее угадывалось. Я осторожно, чтоб не спугнуть, прикоснулась пальцем. Нить прилипла к коже, змейкой поползла к запястью, захлестывая петлей. Я боролась с желанием заорать и не отводила взгляда. Что-то мне подсказывало, что, если в этот раз я не выдержу, не пройду испытание, следующего может и не быть. Между тем нить пару раз дернулась, будто проверяя наши узы на прочность, и взмыла вверх. Я послушно встала, нить продолжала тянуть, заставляя поднять руку над головой. В лицо мне ударил порыв соленого ветра. Я широким жестом воздела обе руки. Ветер гудел в вершинах деревьев, играл снежными сугробами в далеких северных краях, пересыпал песчинки в барханах южных степей, куролесил в океане, вздымая огромные волны… Он был очень занят, но оторвался на минуточку, чтоб поздороваться. «Ха-а-а-а, — сказал он, — ша-а-а-а-у-у-у-у-у…»