Невеста Кащея - Страница 46

Михай покачал головой:

— Там глупо все получилось. Ленута мечом рубанула, тварь рассыпалась на сотню более мелких, а за ними гоняться все равно что за клопами — всех не передавишь.

Собеседники немного помолчали, каждый думая о чем-то своем. Дрожало пламя масляных светильников, за окном выводила трели ночная птица.

— Как ты меня нашла? — вдруг спросил Михай, бросив исподлобья быстрый взгляд.

— Сердце подсказало, — хмыкнула Дарина. — Я сначала в замок отправилась. А там — дым коромыслом. Никто ничего про Ленуту не знает, зато слухи носятся самые противоречивые. Кто-то из твоих ребят меня сюда и отправил. Заперся, говорят, боярин в опустевшем трактире, думы думать да горе заливать… Ты же понимаешь, что девочка не виновата? Ее нужно было сразу же расспросить о происшедшем.

— Да неужели? Мы пока за туманными паучками гонялись, Ленута напала на мэтра Нагейра. А ты говоришь, не виновата!

— Как напала?

— Как помешанная. Ему пришлось ее под землю загнать, чтоб поостыла маленько.

Дарина утробно зарычала:

— Если она пострадала, если хоть один волос упал с ее головы, и ты, и твой маг за это поплатитесь!

— Жива-здорова твоя воспитанница, — грустно ответил Михай. — Мы вовремя вернулись, еще до того, как она задыхаться начала. Хорошо еще в сарае лопаты нашлись.

— А чего ж ваш землерой свое заклятие назад не повернул?

— Я в магических делах не силен, я воин, а не…

— Не царедворец, — глумливо закончила тираду вовкудлака Дарина. — Ты уже об этом говорил. Отпусти девочку, по-хорошему прошу.

— Не выйдет.

— Почему? Твое слово сейчас главное.

— Потому что есть еще маги и вещуны, а господарь при последнем издыхании, и неизвестно, смогут ли его к жизни вернуть.

— Допусти меня к ней — поговорить.

— Не могу. До суда она не должна ни с кем видеться. Потому что есть законы. Не мною те законы писаны, не мне их и преступать.

Глаза домны стали пустыми и безжизненными.

— Если ты, Михай Димитру, не поможешь мне, я разорву вассальную клятву, и мне плевать, к каким последствиям это приведет.

— Ты не можешь.

— После смерти отца я номинальная глава клана, так что, Михай, хорошенько подумай, прежде чем супротив идти.

Она резко встала, оправив на бедрах перевязь, и пошла к выходу.

— Куда ты? — Голос боярина Димитру был жалок.

— Подальше отсюда!

Хлопнула дверь. За столом в уголке осталась сидеть одинокая сгорбленная фигура.

Как гласит старинная рутенская пословица: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Ну суму-то у меня отобрали, прежде чем в кутузку упечь, а тюрьма вот она, во всей красе — сырой каменный мешок с окованной дверцей. Три шага прямо, два шага налево, поворот — и опять три да два. Благодать, ёжкин кот! И развлечений хоть залейся. Хочешь — шагами узилище меряй, хочешь — валяйся на соломенной подстилке в уголке, а хочешь — вообще спи, сил перед очередной проходкой набирайся. Ну можно еще прислониться лицом к зарешеченному дверному окошку и, скосив глаза, увидать копоть на стенах коридора и краешек алебарды стражника.

— Служивый, — жалобно тянула я, просунув сквозь прутья решетки кончик носа. — А кормить заключенных у вас принято?

— Разговорчики! — прикрикнул охранник, судя по голосу, дядька в летах.

— Конечно, разговорчики, — радостно подхватила я беседу. — А иначе ты б услыхал, как у меня в животе бурчит. А чего у нас сегодня на «пожевать» намечено или правду люди сказывают, что хлеб да вода — тюремная еда?

Охранник молчал. Подумаешь, какая цаца! Не очень-то и хотелось. Все равно ему с поста никуда не деться, так что если не собеседник, то уж слушатель постоянный у меня имеется.

— А кушать надо регулярно, — наставительно продолжала я. — Чтоб кишки не слиплись. И разнообразие в блюдах тоже приветствуется. Я еще когда с бабушкой в Рутении жила, у нас завсегда на столе разносолы были, и мясное раз или два в седмицу, и крупы всяческие, и молочко, и сыр, и яички. Я больше всего сыры уважаю, и рассыпчатые творожные, и пахучие твердые. С рубленой зеленью чтоб да с краюхой свежего хлеба, да взваром сладеньким вприхлебку.

Рот наполнился слюной, я сглотнула.

— А ежели у вас заключенных кормить не в обычае, чем же питаться прикажешь? Крыс ловить? Служивый, тут крысы водятся? А готовить их умеешь?

Стражник хмыкнул. Разговор начинал налаживаться.

Мэтр Нагейра устал просто до фиолетовых драконников. Неожиданный приток силы нарушил что-то в его тонкой организации, сбил настрой. Однако отдыхать было еще не время. Сначала дела. А потом его голова коснется подушки, и благодатный сон…

— Как это понимать? — Высокий женский голос вывел мага из подступающей дремы. — Мои горести оставляют вас равнодушным?

— Тысяча извинений, моя госпожа, — смиренно проговорил мэтр, изящно скрыв зевок раскрытой ладонью. — Удар судьбы, постигший нас со смертью вашего супруга, оставил кровавую рану в моем сердце.

Иветта удовлетворенно кивнула. Ее слегка опухшее от слез личико посветлело.

Аудиенция проходила в покоях княгини, в комнате, носящей название Розовая гостиная. Символика расцвета жизни, томной зрелой красоты прослеживалась во всех элементах декора: от шелковых драпировок, изогнутых линий позолоченной мебели до заполненных цветами ваз. По случаю траура розы, доставленные сюда из оранжереи, были всех оттенков желтого — цвета печали. То, что желтый при этом великолепно оттенял светлые волосы Иветты Лузитанской и ее кремовую кожу, было не более чем совпадением.